— Я тоже.

Она гладит меня по щеке, ее прикосновение мягкое, любящее и единственное, что мне нужно.

— Я знаю, что это, должно быть, вызвало ту ужасную травму, но я так рада, что ты смог посмотреть на это сквозь пальцы и поговорить с Киллом. Я так горжусь тобой.

Я могу умереть счастливым человеком, если моя жена гордится мной. Без вопросов.

— Я люблю тебя, Эш.

— Я тоже тебя люблю, королева бала. — Я притягиваю ее ближе. — Как ты думаешь, он сможет вернуть Глиндон?

— О, я уверена, что сможет. Он смотрит на нее так же, как ты смотришь на меня.

Я поднимаю бровь.

— И как я на тебя смотрю?

— Как будто ты уничтожишь весь мир, лишь бы я была в безопасности.

— Это правда. А теперь скажи мне, что ты шепнула Киллу раньше?

Она улыбается, глядя вдаль.

— Что мы любим его, независимо от того насколько он другой.

Глава 37

Глиндон

Я самый ужасный лжец на свете.

Но когда я прихожу ночью в особняк нашей семьи, мне удается проскользнуть внутрь, никого не разбудив.

Мне помогает то, что я знаю код безопасности.

А вот что не помогает, так это свет, который включается автоматически, когда я двигаюсь. Боже.

Тем не менее, мне удается украсть баночку мороженого и спрятаться за столом в бальном зале.

Этот маленький уголок настолько безопасен, насколько это вообще возможно. Он напоминает мне о том, как в детстве я бегала по дому дедушки, как он носил меня на плечах, рассказывал мне истории и учил шахматам.

Свет не гаснет, но примерно через минуту погаснет.

Открываю мороженое, вишневое и шоколадное, мое любимое — потому что я единственная, кто ест его здесь, — набиваю рот двумя ложками, от которых болят зубы.

Но я делаю это снова.

И снова.

Слезы начинают собираться в моих глазах, но я отказываюсь их выпускать. Я плакала во время полета домой, пока у меня не разболелась голова, а стюардесса смотрела на меня как на ненормальную. Я осталась в аэропорту на несколько часов, чтобы собраться с мыслями.

Я никогда не летала самостоятельно, но, заботясь о своем разбитом сердце, я даже не думала об авиационных катастрофах.

И это могло заставить меня плакать сильнее, вспоминая, как Киллиан устроил меня поудобнее, обнял меня, даже не пытался удовлетворить свое либидо, как всегда. Он просто был рядом со мной платонически.

А потом он разбил меня на куски.

Хотя, судя по тому, что я видела в видео, это произошло еще до того, как мы с ним познакомились.

Он всегда должен был разбить мне сердце, оставить меня в пустоте и конфисковать все, что у меня есть.

— Глиндон, это ты?

На голос дедушки я вытираю глаза тыльной стороной ладони и выхожу из-за стола с мороженым в руках и неловкой улыбкой на лице.

Дедушка стоит у входа, одетый в шелковую серую пижаму и распахнутый халат. Бабушка выглядывает из-за его спины, ее черные волосы спадают на плечи, на лице нет косметики, кроме красных губ. На ней такой же пижамный комплект.

— Видишь, я же говорила тебе, что это, скорее всего, Глин, Джонатан.

— Привет. Я не хотела приходить так поздно.

— Ерунда. — Дедушка обнимает меня. — Ты никогда не мешала нам, принцесса.

Мои пальцы впиваются в его спину, и мне требуется все, чтобы не разрыдаться.

— Я скучала по тебе, дедушка.

— Так вот почему ты не отвечала на мои звонки последние... два дня?

— Твоя цепкость дает о себе знать, — Джонатан. Бабушка вырывает меня из дедушкиных объятий, чтобы обнять меня самой. — Как ты, милая?

— Хорошо, наверное.

Она смотрит на мороженое, потом снова на меня.

— Забудь об этом и давай я принесу тебе что-нибудь более успокаивающее.

Затем она исчезает с моей нездоровой пищей, оставляя меня наедине с дедушкой.

— А теперь скажи мне, кто заставил мою принцессу плакать, чтобы я мог его кастрировать.

Я вытираю слезы.

— Я не плакала. Просто что-то попало мне в глаза.

— Ага, в последний раз, когда что-то попало тебе в глаза, твой парень умер, и мы чуть не потеряли тебя, оглядываясь назад.

— Девлин не был моим парнем.

— Ты прошла через все это ради не-парня?

— Он был другом, дедушка.

— Дружба идет в обе стороны. Если он только пользовался твоей поддержкой и добрым сердцем, он не был твоим другом, он был паразитом.

— А откуда тебе знать? У тебя есть только дядя Итан в качестве друга.

— И его муж, Агнус, тоже.

— Он тебя ненавидит.

Дедушка ухмыляется.

— Ну и что? Мне нравится его раздражать, так что это делает его моим другом. Никому не говори об этом, но заставить этого человека злиться — это главный момент моей недели.

Я улыбаюсь, мне нравится, каким беззаботным он становится, когда говорит о своих друзьях, деловых партнерах и родственниках.

Хотя друзья — это сильно сказано.

Они в основном ссорятся.

— Ты можешь быть таким злым, дедушка.

— Могу? Я изобрел зло, принцесса. — Он гладит меня по щеке. — А теперь поговори со мной.

Я потираю рукой свои шорты, потом делаю паузу, вспоминая, что пытаюсь избавиться от этой отвратительной привычки.

— Я просто... потерялась, наверное. Ты когда-нибудь доверял кому-нибудь, а он обманул твое доверие?

— Не совсем, но, возможно, мне придется проверить морг на наличие предателей, о существовании которых я, возможно, забыл.

Я фыркнула.

— Ну, я так и сделала. И я знаю, что должна быть зла, и я зла, но у меня больше разбито сердце. Я больше... злюсь из-за того, что меня не заметили. Понимаешь, я с самого начала знала, что он ненормальный, и Лэн даже дал мне выход, но я не воспользовалась им. Я была упряма, под кайфом от дофамина и силы собственного выбора, но в итоге это навредило мне, дедушка. В конце концов я узнал, что Лэн был прав, а он всегда прав. — Я задыхаюсь. — И теперь я настолько сломлена, что не знаю, какие осколки собирать. То есть, если вообще что-то осталось.

— Иди сюда. — Он берет меня на руки, и на этот раз я позволяю слезам каскадом стекать по моим щекам.

— Это больно, дедушка.

— От удара ножом в спину так бывает. — Он гладит меня по волосам. — Но помни, Глиндон, они не единственные, кто может нанести удар.

Я отстраняюсь, фыркая.

— Ч-что ты имеешь в виду?

— Ты — Кинг. Мы не лежим, чтобы принять удар. Мы сразу бьем в ответ.

— Я не могу. Он... намного сильнее.

— Никто не может быть сильнее Кингов. Он достает свой телефон и набирает номер, затем включает громкую связь.

Мои глаза расширяются, когда я вижу имя Леви на экране.

— Почему ты звонишь моему отцу? — шепчу я.

Дедушка прикладывает палец к губам, когда мой отец берет трубку сонным голосом.

— Дядя? Почему ты звонишь так поздно? Ты умер?

— Очевидно, нет, —- говорит дедушка своим фирменным жестким голосом. Я рано узнала, что он смягчается только по отношению к бабушки и меня.

— Тогда перезвони мне утром. И в следующий раз, когда у тебя будут поздние вечерние приступы, позвони этому ублюдку Эйдену.

— Есть срочное дело по поводу твоей дочери.

Мои глаза расширяются, и папа делает паузу, прежде чем проснуться.

— Что случилось? Вчера она прекрасно переписывалась со мной.

— Кто-то разбил ей сердце, и нам нужно переломать ему ноги.

— Дедушка! — Я пытаюсь повесить трубку, но он держит телефон вне досягаемости.

— Понятно. — У отца задумчивый голос.

— Будь здесь через двадцать минут.

— Уже еду. Позволь мне сначала отругать моих мальчиков за то, что они не смогли защитить свою сестру.

— Папа, не надо!

— Мы поговорим через несколько минут, Глин.

Бип. Бип. Бип.

Я стону.

— Дедушка, зачем ты это сделал?

— Ты сказала, что не можешь сам ударить по этому придурку, поэтому мы с радостью сделаем это.

И тут меня осенило. Дедушка пытался преподать мне урок, сказать, что я должна сделать это, чтобы все получилось.